Русский ОШО портал
Rambler's Top100

Библиотека  > Статьи > Истории из детства и юности Бхагавана Шри Раджниша.

 

* * *





ПАГАЛ БАБА И КУМБХА МЕЛА.



 

        Мой отец всегда был поражён, когда в наш дом приходил старый Пагал Баба и прикасался к моим ногам. Отец же, в свою очередь, прикасался к ногам Пагал Бабы. Это было действительно весело. И, чтобы завершить круг, я сам прикасался к ногам моего отца. Пагал Баба начинал смеяться так громко, что все замолкали, как будто происходило что-то великое – и мой отец тогда выглядел очень смущённым.
        Видя Пагал Бабу, человека, который был известен как просветлённый, я осознал, что он был уникальным даже в те дни. Я ничего не знал о том, что такое просветление. Я был именно в таком же положении, как и многие из вас здесь сейчас, совершенно ничего не зная. Но его присутствие излучало свет. Вы бы могли распознать его среди тысяч.
        Он был первым человеком, который взял меня на Кумбха Мелу. Она проходит в Праяге каждые двенадцать лет, и это самое большое собрание во всём мире. Побывать на Кумбха Меле для индуиста – это осуществление мечты всей его жизни. Ортодоксальный индуист думает, что если вы не были на Кумбха Меле хотя бы раз, вы упустили всю свою жизнь. Самое меньшее количество людей, которое там собирается – это десять миллионов человек, а наибольшее – тридцать миллионов. Индус должен сходить в Праяг.
        У Кумбха Мелы уникальный характер. Само собрание тридцати миллионов человек – это редкость. Туда приходят все индустские монахи, а их не мало. Их число равно семистам тысячам, и это очень колоритные люди. Вы не можете даже представить, что столько в Индии уникальнейших сект. Вы не можете поверить, пока не увидите, что такие люди существуют, и все они собрались здесь.
        Пагал Баба взял меня на первую в моей жизни Кумбха Мелу. Я был там ещё раз, но тот первый опыт был безмерно поучительным, потому что он привёл меня ко всем великим, и так называемым великим индийским святым, и перед ними, перед лицами тысяч собравшихся людей, он спрашивал: «Этот человек настоящий святой?»
        Я говорил «Нет».
        Но Пагал Баба был таким же упорным, как и я, он не терял надежды. Он продолжал, подводя меня к всевозможным святым, пока об одном человеке я не сказал: «Да».
        Пагал Баба засмеялся и сказал: «Я знал, что ты узнаешь подлинного. А этот человек», - он показал на того, о котором я сказал «да», - «он реализован, но никому не известен».
        Человек просто сидел под деревом, без учеников. Возможно, он был самым одиноким человеком в огромной тридцатимиллионной толпе. Пагал Баба сначала прикоснулся к моим ногам, потом к его.
        Человек сказал: «Но где ты нашёл этого ребёнка? Я никогда не думал, что ребёнок сможет признать меня. Я так хорошо скрывался. Ты можешь узнать меня, это хорошо, но как он смог сделать это?»
        Пагал Баба сказал: «Это загадка. Поэтому я и прикасаюсь к его ногам, и ты прикоснись к его ногам сейчас». А кто мог тогда не повиноваться этому девяностолетнему старцу, Пагал Бабе? Он был настоящим Мастером и мудрецом старой Индии!


 

* * *





РАССКАЗ БХАГВАНА ШРИ РАДЖНИША О МАСТО БАБЕ – ПРОСВЕТЛЁННОМ МАСТЕРЕ И ДРУГЕ ЕГО ЮНОСТИ.



 

        Маста Баба был великолепен, просто великолепен, и на такого человека я хотел бы походить. Он был в точности как будто сделанный ДЛЯ МЕНЯ. Мы стали друзьями ещё до того, как Пагал Баба познакомил нас.
        Я стоял рядом с домом. Я не знаю, почему я стоял там, по крайней мере, я не могу вспомнить цель, это было так давно. Возможно, я тоже ждал, потому что Пагал Баба сказал, что человек сдержит слово, он придёт. А я был любопытным, как любой ребёнок в двенадцать лет. Я был ребёнком, и остался им несмотря ни на что. Возможно, я ждал, или притворялся, что был занят чем-то ещё, и смотрел на дорогу – и вот он! Я не ожидал, что он придёт так! Он бежал!
        Он был не очень старым, не более тридцати пяти лет, на вершине молодости. Он был высоким мужчиной, очень худым, с прекрасными длинными волосами и прекрасной бородой.
        Я спросил его: «Вы Маста Баба?»
        Он был немного удивлён и сказал: «Откуда ты знаешь моё имя?»
        Я сказал: «В этом нет ничего таинственного. Пагал Баба ждал вас, естественно он упомянул ваше имя. Но вы действительно тот человек, с которым я хотел бы быть. Вы такой сумасшедший, каким был Пагал Баба, когда он был молодым. Возможно, вы – просто вернувшийся молодой Пагал Баба».
        Он сказал: «Кажется, ты ещё более сумасшедший, чем я. В любом случае, где Пагал Баба?»
        Я показал ему дорогу и пошёл за ним. Он прикоснулся к ногам Пагал Бабы, который тогда сказал: «Это мой последний день и, Масто, я ждал тебя, я начал немного беспокоится».
        Масто ответил: «Почему? Смерть ничего для тебя не значит».
        Пагал Баба ответил: «Конечно, смерть для меня ничего не значит, но оглянись. Этот мальчик значит для меня многое, возможно, он сможет сделать то, что я хотел, но не смог. Прикоснись к его ногам. Я так долго ждал, что смогу представить тебя ему».
        Маста Баба посмотрел в мои глаза,… и он был единственным настоящим человеком из многих, кого Пагал Баба представлял мне, и кого просил прикоснуться к моим ногам. Это стало почти стереотипом. Все знали, что если вы идёте к Пагал Бабе, вам придется прикоснуться к ногам этого мальчика, от которого одни неприятности. И вы должны прикоснуться к его ногам – что за абсурд! Этот человек, Масто определённо был другим. Со слезами на глазах и сложенными руками он сказал: «С этого мгновения ты будешь моим Пагал Бабой. Он покидает своё тело, но он будет жить в тебе».
        Я не знаю, сколько прошло времени, потому что он не позволял мне уйти. Он плакал. Его прекрасные волосы были рассыпаны по земле. Он плакал. Снова и снова я говорил ему: «Маста Баба, хватит».
        Он сказал: «Пока ты не назовёшь меня Масто, я не оторвусь от твоих ног».
        «Масто» - это слово, которое употребляется пожилыми людьми по отношению к детям. Как я мог звать его Масто? Но был только один выход. Мне пришлось. Даже Пагал Баба сказал: «Не жди, назови его Масто, чтобы я мог умереть без единой тени вокруг меня».
        Естественно, в такой ситуации мне пришлось назвать его Масто. В то мгновение, когда я произнёс это имя, Масто сказал: «Скажи это трижды».
        На Востоке это тоже является договором. Пока вы не повторите что-то трижды, это не много значит. Так что я сказал три раза: «Масто, Масто, Масто. Теперь, пожалуйста, ты оставишь мои ноги?» И я засмеялся, Пагал Баба засмеялся, Масто засмеялся – и этот наш смех соединил нас вместе во что-то не разбиваемое.
        В тот самый день Пагал Баба умер. Но Масто не остался, хотя я сказал ему, что смерть Пагал Бабы очень близка.
        Он сказал: « Для меня теперь существуешь только ты. Когда бы мне ни понадобилось, я приду к тебе. Он в любом случае умрёт, на самом деле, скажу тебе правду, он должен был умереть три дня назад. Он жил только для тебя, чтобы смог представить меня тебе. И это не только ради тебя, это также ради меня».
        Я спросил Пагал Бабу перед смертью: «Почему ты выглядел таким счастливым, когда сюда пришел Маста Баба?»
        Он сказал: «Это просто обусловленный ум, прости меня».
        Он был таким милым стариком. Просить прощения, когда вам девяносто лет, у мальчика, и с такой любовью…
        Я сказал: «Я не спрашиваю, почему вы ждали его. Дело не в вас и не в нём. Он прекрасный человек и заслуживает ожидания. Я спрашиваю, почему вы так беспокоились».
        Он сказал: «Я опять прошу прощения, чтобы ты не спорил сейчас со мной. Не то, чтобы я был против спора, как ты знаешь. Я очень люблю то, что ты споришь, и то, как ты оперируешь своими аргументами, но сейчас не время для этого. Действительно не время. Я живу на заимствованном времени. На самом деле, его уже нет. Я могу сказать тебе только одно: я счастлив, что он пришёл, и счастлив. Что вы оба отнеслись друг к другу по-дружески и с любовью, как я и хотел. Возможно, однажды ты увидишь истину в этой старой, традиционной мысли».
        Мысль заключается в том, что пока три просветлённых человека не признают ребёнка, как будущего Будду, ему почти невозможно стать таким. Пагал Баба, ты был прав. Теперь я вижу, что это не просто соглашение. Распознать кого-нибудь как просветлённого, значит неизмеримо помочь ему. Особенно если вас распознает такой человек, как Пагал Баба и прикоснется к вашим ногам – или такой человек, как Масто.
        Я продолжил называть его Масто, потому что Пагал Баба сказал: «Никогда больше не называй его Маста Баба, он обидится.

        Масто был королём – не карточным королём, даже не королём Англии, а настоящим королём. Ничего не требовалось, чтобы доказать это. Странно, но он был первым человеком, назвавшим меня «благословенным», Бхагваном. А я был ребёнком, меня надо было направлять – и я был не лёгким ребёнком. Пока меня не убеждали, меня нельзя было сдвинуть ни на дюйм. Наоборот, я двигался в противоположном направлении, чтобы быть в безопасности.
        Масто оставался неизвестным для мира из-за того, что никогда не хотел быть среди толпы. И в то время, когда его долг по отношению ко мне, как он обещал Пагал Бабе, был исполнен, он исчез в Гималаях. Он столько сделал для меня, что сложно даже перечислить это. Он познакомил меня с людьми, чтобы, когда мне понадобятся деньги, я бы сказал им об этом, и деньги бы появились. Я спросил Масто: «Они не спросят зачем?»
        Он сказал: «Не беспокойся об этом. Я уже ответил на все их вопросы. Но они трусливы, они могут дать тебе свои деньги, но они не могут дать тебе свои сердца, поэтому не проси об этом».
        Я сказал: «Я никогда ни у кого не прошу ничьего сердца, этого нельзя попросить. Или вы просто обнаруживаете, что его нет, или оно есть. Поэтому я не буду ни о чём просить этих людей за исключением денег, и это только тогда когда понадобится».
        И он познакомил меня со многими людьми, которые всегда оставались безымянными, но когда бы мне ни понадобились деньги, они появлялись. Когда я был в Джабалпуре, где я работал и учился в университете более девяти лет, деньги приходили. Люди удивлялись, потому что моя зарплата была не очень большой. Они не могли поверить, как я мог ездить на такой прекрасной машине, жить в прекрасном доме с обширным зелёным садом. И в тот день, когда кто-то спросил, как такая прекрасная машина… в тот день появилась ещё две. Было три машины и негде было их держать.

        На протяжении двадцати лет я регулярно пытался попасть на постоянное жительство в ШТАТ КАШМИР. Но в Кашмире странный закон: там могут жить только кашмирцы, но не другие индусы. Это странно. Но я знаю, что девяносто процентов кашмирцев (за исключением районов Ладака. ред.), - мусульмане, и они боятся, что как только индуистам будет разрешено там жить, их скоро станет большинство, потому что это часть Индии, а не Пакистана. Там идёт на самом деле просто политическая игра голосов, чтобы помешать индуистам.
        Я не индуист, но везде виноваты бюрократы. Им действительно надо находиться в больнице для умалишённых. Они бы сделали всё возможное, чтобы не позволить мне жить в Гималаях. Я встречался даже с главным министром Кашмира, который был раньше известен, как премьер-министр этого штата. Огромные усилия были приложены, чтобы сместить его с поста премьер-министра Кашмира, на пост главного министра. И. естественно, как в одной стране, Индии, может быть два премьер-министра? Но он был очень упорным человеком, этот шейх Абдулла. Он был заключен в тюрьму на много лет. За это время была изменена вся конституция Кашмира, но этот странный пункт всё равно в ней остался. Возможно, все члены комитета были мусульманами, и никто из них не хотел, чтобы кто-то ещё въезжал в Кашмир. Я очень старался их убедить, но не было никакой возможности. Невозможно пройти сквозь этот толстый строй черепов политиков.
        Я сказал шейху: «Вы сошли с ума? Я не индуист, вам не надо меня бояться. А мои люди пришли со всего мира – они никак не будут действовать на вашу политику – ни за, ни против». Бедный Кашмир столько бы он приобрёл для своего благосостояния, но политики рождаются глухими. Он послушал или, по крайней мере, притворился что слушает, но не услышал.
        Он сказал: «Я знаю вас, поэтому я ещё больше боюсь. Вы не политик; вы принадлежите к совершенно иной категории. Мы всегда не доверяем таким людям, как вы».
        В это мгновение я не могу забыть Масто. Он представил меня шейху Абдулле очень давно. Позже, когда я хотел въехать в Кашмир, особенно в Пахальгам, я напомнил шейху об этом знакомстве.
        Он сказал: «Я помню, что тот человек тоже был опасен, а вы даже ещё опаснее. На самом деле, из-за того, что вы были представлены мне Масто Бабой, я не могу позволить вам стать постоянным жителем кашмирской долины».
        Масто представлял меня многим людям. Он думал, что, возможно, они мне понадобятся; и они действительно были мне нужны – не для меня лично, а для моей работы. Но за исключением очень немногих, большинство оказалось очень трусливыми. Все они сказали: «Мы знаем, что вы просветлённый…»
        Я сказал: «Остановитесь здесь. Это слово из ваших уст, немедленно становится непросветлённым. Или вы делаете то, что я говорю, или просто скажите - нет, но не говорите мне никакой ерунды».
        Они были очень вежливыми. Они помнили Маста Бабу, и некоторые из них помнили даже Пагал Бабу, но они совершенно не были готовы сделать что-нибудь для меня. Я говорю о большинстве. Да, немногие очень помогли, возможно, один процент из сотен людей, которых представил мне Масто. Бедный Масто – его желание было, чтобы я никогда не оказывался в затруднении или в нужде, и чтобы всегда мог рассчитывать на людей, которых он мне представил.
        Я говорил ему: «Масто, ты стараешься сделать всё, а я делаю даже больше, когда молчу, когда ты представляешь меня этим глупцам. Если бы тебя здесь не было, я бы стал причиной больших неприятностей. Этот человек, например, никогда меня не забыл. Я сдерживаю себя только ради тебя».
        Масто смеялся и отвечал: «Я знаю. Когда я смотрю на тебя, в то время, когда представляю тебя важной персоне, про себя я смеюсь, думая: Боже мой, сколько усилий ты прилагаешь, чтобы не стукнуть этого идиота».
        Шейх Абдулла использовал столько вежливых слов при нашем разговоре, и, всё равно он сказал мне в итоге: «Я бы позволил вам жить в Кашмире, если бы вы не были представлены Маста Бабой».
        Я спросил шейха: «Почему? Ведь казалось, что вы почитаете его».
        Он сказал: «Я никого не почитаю, я почитаю только себя. Но из-за того, что у него были последователи – особенно среди богатых людей Кашмира – мне пришлось почитать его. Я обычно встречал его в аэропорту, откладывая свою работу, только чтобы бежать за ним. Но этот человек был опасен. И если он представил вас мне, тогда вы не можете жить в Кашмире, по крайней мере, пока я нахожусь у власти. Да, вы можете приезжать и уезжать, но только как турист».

        Я никогда не хотел встречаться с пандитом Джавахарларом Неру, отцом Индиры Ганди. Я говорил Масто, но он не слушал. Он был нужный для меня человек. Пагал Баба в самом деле выбрал верного человека. Я никогда не был прав ни в чьих глазах, а Масто был. Кроме меня, никто не знал, что он смеётся как ребёнок. Но это было личное дело, а сейчас я делаю доступным для всех много личных вещей.
        Я сказал Масто: «Пожалуйста, сделай к твоей просьбе о встрече с премьер-министром небольшое дополнение, что возможно, однажды ему понадобится моя помощь. Я готов ехать, потому что тогда не нужно будет расстраивать бедного старого Масто. Но, Масто, есть ли у тебя храбрость сделать такое добавление?»
        И немного неохотно Масто вставал и говорил: «Да, однажды, возможно, ему или другому премьер-министру будет нужна твоя помощь, а теперь поехали со мной».
        Я согласился. Масто и я пошли в дом премьер-министра. Я не знаю, сколько людей уважало Масто, потому что я не много знал о его мире знакомств. Я спросил его по пути туда: «Ты назначил встречу?»
        Он рассмеялся и ничего не сказал. Я сказал себе: «Если он не беспокоится, к чему беспокоится мне? Это не моё дело, я просто иду с ним».
        Но ему не нужно было договариваться о встрече, это стало ясным, когда мы вошли в ворота. Полицейский упал к его ногам, говоря: «Масто Баба, ты не был здесь много месяцев, и мы хотим увидеть тебя. Иногда премьер-министру нужно твоё благословение».
        Масто рассмеялся, но ничего не сказал. Мы вошли. Секретарь прикоснулся к его ногам и сказал: «Вам нужно было бы просто позвонить, и мы послали бы вам машину премьер-министра. А кто этот мальчик?»
        Масто сказал: «Я привёз этого мальчика, чтобы представить его Джавахарлалу и никому больше. И, пожалуйста, помните: о нём не нужно никогда упоминать».
        В этот день для меня было невозможно узнать человека сидящего в офисе и ждущего аудиенции. Я не слышал о нём тогда, но он выглядел достаточно невежественным. Я подумал, что он обладает властью. Я спросил Масто: «Кто это человек?»
        Масто сказал: «Забудь о нём, он немногого стоит. Это Морарджи Десаи».
        Я сказал: «Он ничего не стоит?»
        Масто ответил: «Я имею в виду никакой реальной ценности. Конечно, он член кабинета министров, но взгляни на него: он очень злится, потому что считает, что пришло его время быть премьер-министром».
        Секретарь вызвал нас первыми, сказав Морарджи Десаи подождать. Это было оскорбительно, хотя и непреднамеренно сделано Джавахарлалом, но Морарджи возможно не забыл этого и по сей день. Мы вошли, и это заняло не пять минут, а, по крайней мере, полтора часа. И Морарджи Десаи должен был ждать. И это было для него слишком. Встреча была назначена ему, а кто-то ещё, саньясин с юношей прошли перед ним… и ему пришлось ждать полтора часа!
        В первый раз в моей жизни я удивился на этой встрече, потому что я был там, чтобы встретить не поэта, а политика и государственного чиновника. Я встретил поэта. Джавахарлал не был политиком в разговоре с нами. И, конечно же, он не мог воплотить свои мечты в реальность. «Конечно же», потому что поэты всегда терпят неудачу. Даже в поэзии они часто терпят поражение. Они обречены на это, потому что они стремятся к звёздам. Они не могут быть удовлетворены маленьким, конечным. Они хотят, чтобы всё небо принадлежало им.
        Всё это меня совершенно смутило. Даже Джавахарлал мог видеть это, и он сказал: «Что случилось? Кажется, что юноша шокирован».
        Масто, даже не посмотрев на меня, сказал: «Я знаю этого юношу. Вот почему я привёл его сюда. Фактически, если бы это было в моей воле, я бы привёл тебя к нему».
        Теперь Джавахарлал был шокирован. Но он был человек огромной культуры. Он взглянул на меня снова, чтобы понять значение слов Масто. Мгновение мы смотрели друг на друга, и затем оба рассмеялись. И он смеялся не как старик; но как ребёнок. Он был очень красив, я говорю это непросто так, потому что я видел тысячи прекрасных людей, но могу сказать без преувеличения, что он был одним из самых прекрасных.
        Это странно: мы говорили о поэзии, а Морарджи ждал снаружи. Мы говорили о медитации, а Морарджи ждал снаружи. Я всё ещё могу видеть эту сцену – он, должно быть, курил. Фактически в этот день и началась наша вражда с Морарджи Десаи. Конечно, не с моей стороны, я не имею ничего против него. Всё, что его заботит – это просто глупо, недостойно быть против этого. Да, иногда над ним бывает хорошо посмеяться. Вот что я делал с его именем и с его учением о уринотерапии – учением о том, как пить свою мочу. Он в Америке проповедовал это. Никто не стал его спрашивать: пьёт ли он свою мочу или чью-то ещё – потому что, когда человек пьёт мочу, это достаточное свидетельство того, что он выжил из ума. В этот день он стал моим врагом, но я этого не знал. Это произошло из-за того, что он ждал полтора часа. Должно быть, он спрашивал у секретаря: «Кто это юноша? И почему его представляют премьер-министру? И почему в этом заинтересован Масто Баба?
        Конечно, если вы сидите полтора часа вам нужно о чём-то поговорить. Я могу это понять, но ему это трудно было переварить. Это было тяжело, но ещё тяжелее было ему проглотить то, что он увидел, когда Джавахарлал вышел на крыльцо, просто, чтобы сказать «до свиданья» двадцатилетнему парню. В это мгновение он увидел, что премьер-министр говорил не с Масто Бабой, но с этим странным, неизвестным юношей в деревянных сандалиях, создающих шум на всей прекрасной мраморной веранде. А у меня были длинные волосы и странная одежда, которую я сшил сам, потому что тогда не было моих саньясинов, которые сейчас шьют одежду. Не было никого…
        Я был представлен Индире тоже Мастой. Только случайно, в коридоре, когда мы уходили, и Джавахарл Неру вышел, чтобы попрощаться с нами, появилась Индира. В то время она была никем, просто молодой девушкой. Её представил мне отец. Конечно, Масто тоже был там, и с его помощью мы встретились. Но Индира могла не знать Масто или, кто знает? – может быть, она знала его. Встреча с Джавахарларом оказалась такой значительной, что она изменила всё моё отношение, не только к нему, но и к его семье тоже.

        Он говорил со мной о свободе, о правде. Я не мог этому поверить. Я сказал: «Вы понимаете, что мне всего двадцать лет, я просто молодой человек?»
        Он сказал: «Не беспокойся о возрасте, потому что мой опыт подобен ослу, даже если он стар, он всё равно остается ослом. Старый осёл не обязательно становится лошадью – он не становится даже мулом, что же говорить о лошади. Поэтому не беспокойся о возрасте». Он продолжил: «Мы можем на мгновение совершенно забыть, сколько тебе лет и сколько лет мне, и давай обсудим этот без возрастных, кастовых преград или преград убеждений и позиций». Потом он сказал Масто: «Баба, вы не могли бы, пожалуйста, закрыть дверь, чтобы никто не вошёл. Я не хочу видеть даже своего личного секретаря».
        И мы говорили о таких великих вещах! Я был удивлён, потому что он слушал меня с таким же вниманием, как и люди в сегодняшней аудитории Гаутамы Будды. И у него было такое прекрасное лицо, которое может быть только у Кашмирца. Он спрашивал о випассане. Я очень не хотел говорить ему о том, что такое випассана из-за ситуации. ВИПАССАНА означает «смотреть назад». Пассан означает «смотреть», випассана означает смотреть внутрь, смотреть назад.
        Я дотронулся до Масто ногой, но он сидел как йоги. Он, очевидно, подозревал, что я сделаю нечто подобное, поэтому он был готов ко всему, что произойдёт. И я сильно его ударил.
        Он сказал: «Ой!»
        Джавахарлал спросил: «Что случилось?»
        Масто сказал: «Ничего».
        Я сказал: «Он врёт».
        Масто сказал: «Это уж слишком. Ты ударил меня и так сильно, что я забыл, что мне нужно хранить молчание и не становиться мячиком в твоих руках, а теперь ты говоришь Джавахарлалу, что я вру».
        Я сказал: «Теперь он не врёт, но показывает вам, как вы можете забыть, а випассана означает незабывание, осознанность». И я сказал Масто: «Я объясняю Випассану Джавахарлалу, поэтому я сильно тебя ударил. Пожалуйста, извини меня, но не думай, что это было в последний раз».
        Джавахарлал сильно рассмеялся. Так сильно, что слёзы показались у него на глазах. Таково всегда качество настоящего поэта, а не заурядного. Заурядных поэтов можно купить, но он был не таким, он не продавался. Он был действительно одной из тех редких душ, которых Будда называл Бодхисаттвами.
        Я был удивлён и продолжаю быть удивлён тем, как он мог стать премьер-министром. Но первый премьер-министр Индии был человеком совершенно других качеств, чем все последовавшие за ним. Он не был выбран толпой, он не выбран из кандидатов, его выбрал Махатма Ганди. Так поэт однажды стал премьер-министром.
        Мы долго говорили о поэзии. Даже Масто, который знал его много лет, был удивлён, что он говорил о поэзии и значении поэтических переживаний. Я сказал Масто: «Я думаю, что в душе он не политик – возможно, он политик случайно, но не по внутренне присущей ему природе». И Джавахарлал кивнул и сказал: «По крайней мере, один человек в моей жизни сказал всё точно, а я не был способен чётко это сформулировать. Это было расплывчато… Но теперь я знаю, что случилось. Это была случайность».
        «И фатальная», - добавил я. И мы все рассмеялись. Но я сказал: «Случай был фатальным, но твой поэт не задет, а другое меня не волнует. Ты всё ещё можешь видеть звёзды как ребёнок».
        Он сказал: «Ты опять угадал!... Потому что я люблю смотреть на звёзды – но как ты об этом узнал?»
        Я сказал: «Так уж вышло. Я знаю, что такое быть поэтом, поэтому я могу описать тебе это детально. Не удивляйся. Просто отнесись к этому легко».
        Это была не последняя наша встреча, это была лишь первая. Когда мы расставались, Джавахарлал сказал: «Можешь ли ты прийти завтра в это же время?»
        В этот вечер он позвонил нам вновь по телефону и сказал: «Не забудьте, я отменил все свои другие встречи, и я буду ждать вас обоих».
        Нам не нужно было ничего делать. Масто пришёл просто, чтобы познакомить меня с премьер-министром, и это было сделано. Масто сказал: «Если премьер-министр хочет, мы должны остаться. Мы не можем сказать нет, это не поможет твоему будущему».
        Я сказал: «Не беспокойся о моём будущем. Поможет ли это Джавахарлалу или нет?»
        Масто сказал: «Ты невозможен». И он был прав, но я узнал об этом слишком поздно, когда уже было трудно измениться. Я так привык быть тем, кем я являюсь, что для меня даже в маленьких вещах трудно измениться.
        Мы пришли на следующий день, и Джавахарлал пригласил своего зятя, мужа Индиры Ганди. Я удивляюсь, почему он не пригласил свою дочь. Позже Масто сказал мне: «Индира заботится о Джавахарлале. Его жена умерла молодой, и у него был только один ребёнок – его дочь Индира, и она была ему и дочерью, и сыном».
        В Индии, когда дочь выходит замуж, она должна идти в дом своего мужа. Она становится частью другой семьи. Индира так не сделала. Она просто отказалась. Она сказала: «Моя мать умерла, и я не могу оставить моего отца одного». И это было началом конца её замужества. Они остались мужем и женой, но Индира никогда не была частью семьи Фирюзе Ганди. Даже два их сына, Санджай и Раджив, естественно из-за неё принадлежали к семье матери.
        Масто сказал мне: «Джавахарлал не может пригласить их вместе. Они сразу же начнут бороться».
        Я сказал: «Это странно. Разве они не могут хоть на один час забыть, что они муж и жена?»
        Масто сказал: «Это невозможно забыть даже на одно мгновение. Быть мужем и женой означает объявить войну». Хотя люди называют это любовью, в самом деле, это холодная война. Лучше бы иметь обычную войну, чем холодную войну двадцать четыре часа в сутки. Она замораживает всё ваше существо.
        Мы были удивлены, когда он пригласил нас на третий день. Мы думали уехать, а во второй день он ничего не сказал. Утром третьего дня Джавахарлал позвонил. У него был личный номер телефона, которого не было ни в одном справочнике. И лишь очень немногие близкие люди могли позвонить по этому номеру.
        Я спросил Масто: «Он позвонил нам сам. Разве он не мог просто сказать секретарю позвонить нам?»
        Масто объяснил: «Нет, это его частный номер; даже его секретарь не знает, что он приглашает нас. Секретарь узнает, только когда мы вступим на крыльцо».
        На третий день Джавахарлал представил меня Индире Ганди. Он просто сказал ей: «Не спрашивай кто он, потому что сейчас он никто, но однажды он может стать действительно кем-то».
        Я знаю, что он был неправ. Я продолжаю быть никем, и останусь никем до самого конца. Быть никем это огромное блаженство; пространство становится огромным. Я должно быть один из наиболее вылетевших людей в мире. Но всё же я никто. И это здорово – просто здорово.
        Мы говорили о многом. Я не думаю, что в этом доме – я имею ввиду дом премьер-министра – какая-нибудь встреча длилась так долго. К тому времени, когда мы закончили, было девять тридцать – три часа! Даже Джавахарлал сказал: «Это была самая длинная встреча в моей жизни, и самая плодотворная».
        Я спросил: «Что за плоды она принесла вам?»
        Он сказал: «Дружбу человека, который не принадлежит этому миру и никогда не будет ему принадлежать. Я буду лелеять это как священную церемонию» И в его прекрасных глазах я мог увидеть первые слёзы. Я убежал, чтобы не обнимать его, но он пошёл за мной и сказал: «Не было необходимости так спешить».
        Я сказал: «Слёзы пошли быстрее». Он засмеялся, и мы вместе заплакали.
        Это случается очень редко, и только лишь или с сумасшедшими, или в высшей степени интеллигентными людьми. Он не был сумасшедшим, но в высшей степени интеллигентным. Мы – я имею в виду Масто и я – снова и снова говорили об этой встрече, особенно о слезах и смехе. Почему? Естественно, мы, как всегда, были не согласны друг с другом. Это стало обычным явлением. Если я соглашался, он не верил этому. Это был такой шок.
        Я сказал: «Он плакал из-за тебя, а смеялся из-за той свободы, которая у меня есть».
        Конечно, интерпретация Масто была такой: «Он плакал из-за тебя, не из-за себя, потому что он мог видеть, что ты смог бы стать серьёзным политиком, и смеялся над своей собственной мыслью».
        Так думал Масто. Не было возможности разрешить этот спор, но, к счастью, Джавахарлал сам разрешил его, случайно. Масто сказал мне об этом.
        Перед тем, как Масто навсегда покинул меня, чтобы исчезнуть в Гималаях, он сказал мне: «Ты знаешь, Джавахарлал снова и снова вспоминал тебя, и особенно при нашей последней встрече он сказал мне: «Если ты увидишь этого странного юношу, если ты как-то беспокоишься о нём, держи его подальше от политики, потому что я всю жизнь потерял с этими глупыми людьми. Я не хочу, чтобы этот мальчик заручался голосами совершенно глупой, посредственной, необразованной толпы. Нет, если ты имеешь в его жизни хоть какой-нибудь голос, пожалуйста, защити его от политики».

        Я никогда больше не видел Джавахарлала, хотя он жил ещё многие годы. Но так как он и хотел – я навсегда решил это, его совет стал только подтверждением моего собственного решения – я никогда в жизни не голосовал на политических выборах, и никогда не был членом ни одной политической партии, даже никогда не думал об этом. На самом деле, на протяжении тридцати лет, я совершенно не думал об этом.
        С этой аудиенции у Джавахарлала Неру началась моя дружба с Индирой. Она уже тогда занимала высокий пост и вскоре стала лидером правящей партии Индии, затем министром правительства Джавахарлала, и, в конце концов, премьер-министром. Индира была единственной женщиной, которую я знал, которая могла справиться с этими идиотами, политиками; и она хорошо справлялась.
        Как ей это удавалось, я сказать не могу. Возможно, она узнала все их недостатки, когда она была ещё никем. Просто ухаживала за старым Джавахарлалом. Но она знала их грехи так хорошо, что они боялись её, дрожали. Но даже Джавахарлал не мог выбросить этого идиота, Морарджи Десаи, из своего кабинета.
        Я сказал это Индире при нашей последней встрече – это было уже несколькими годами позже, после того как умер Джавахарлал; приблизительно в 1968 году. Она сказала мне: «То, что ты говоришь совершенно правильно, и я хотела бы сделать это, но что делать с такими людьми как Морарджи? Они в моём кабинете и их большинство. Хотя они принадлежат моей партии, они будут не способны понять, если я попытаюсь провести всё, что ты говоришь. Я согласна с тобой, но я чувствую себя беспомощной». Я всегда любил Индиру Ганди. Я всё еще люблю её, хотя она не сделала ничего, чтобы помочь моей работе – но это другое дело. Я полюбил её с того мгновения, когда она мне сказала, или скорее прошептала на ухо, хотя нас никто не мог услышать, но кто знает – политики люди актуальные. Она прошептала: «Что-нибудь я сделаю обязательно».
В это мгновение я не мог себе представить, что она имеет в виду – «что-нибудь». Но через семь дней я прочитал в газете, что Морарджи Десаи был выведен из состава кабинета. Я был далеко в этот момент, в нескольких тысячах километров.

        Масто, перед тем как покинуть меня, сказал: «Джавахарлал дал мне имя одного человека, Гханшьям Дас Берла. Это самый богатый человек в Индии, и он был близок к семье Джавахарлала. К нему можно обратиться при любой необходимости. И давая этот адрес, Джавахарлал тогда сказал: «Этот юноша мысленно преследует меня. Я предсказываю, что он может стать…» и Масто замолчал.
        Я сказал: «Что случилось? Договаривай».
        Масто сказал: «Я договорю, это молчание принадлежит ему. Я просто ему подражаю. То, о чём ты меня спросил, я спросил у него. Потом Джавахарлал закончил предложение. И я скажу тебе, - сказал Масто, - какая была причина. Джавахарлал сказал: «Однажды он может стать…» А потом замолчал. Возможно, он что-то взвешивал про себя, или был не очень уверен, что хотел сказать. Потом он сказал: «Махатмой Ганди».
        Джавахарлал давал мне величайшее уважение, какое только мог. Махатма Ганди был его учителем, а также человеком, который решил, что Джавахарлал будет первым премьер-министром Индии. Естественно, когда Махатму Ганди застрелили, Джавахарлал плакал. Выступая по радио, плача, он сказал: «Свет потух. Я не хочу больше ничего говорить. Он был нашим светом, теперь мы будем жить в темноте».
        Если он сказал это Масто, колеблясь, тогда или он думал, сравнивать ли этого незнакомого юношу с известным во всём мире махатмой и другими именами. Я думаю, что это более вероятно, потому что Масто сказал ему: «Если я расскажу это, он немедленно скажет: «Ганди! Это последний человек в мире, которым я хотел бы быть. Я лучше отправлюсь в ад, чем буду новым Махатмой Ганди». Так что будет лучше, если вы узнаете, какова будет его реакция. Я очень хорошо знаю его. Он не сможет вынести этого сравнения – а он действительно любит вас; не уничтожайте человека, который любит вас этим именем».
        Я сказал Масто: «Это уже слишком. Тебе не надо было говорит это ему. Он стар, а что касается меня, он сравнил меня с величайшим человеком в своём понимании».
        Масто сказал: «Подожди. Когда я произнёс это, Джавахарлал сказал: «Я подозревал это, поэтому я ждал, думая, говорить ли это или нет. Тогда не говори это ему, измени имя. Возможно, он станет Гаутамой Буддой!»
        Рабиндранат, великий индийский поэт, написал, что Джавахарлал втайне очень любил Гаутаму Будду. Почему втайне? Потому что он никогда не любил организованную религию и также не верил в Бога, а он был премьер-министром Индии.
        Масто сказал: «Тогда я сказал Джавахарлалу: «Прости меня. Ты подошёл очень близко, но, честно говоря, ему не понравится никакое сравнение». А ты знаешь», - спросил меня Масто, - «что Джавахарлал ответил? Он сказал: «Это такой человек, которого я люблю и уважаю. Но защити его всеми возможными мерами, чтобы он не был пойман политикой, которая разрушила меня. Я не хочу, чтобы такое же бедствие случилось с ним».
        Джавахарлал не любил читать по бумажкам, на самом деле его секретари очень беспокоились. Один из его секретарей, позже, через много лет, стал моим саньясином. Он признался, что когда они приготовили речь на выступление о смерти Махатмы Ганди, Джавахарлал бросил её нам прямо в лицо и сказал: «Вы глупцы! Вы думаете, что я буду читать написанную вами речь?»
        Я немедленно признал этого человека, Джавахарлала, одним из тех немногих людей в мире, которые настолько чувствительны, и всё же могут быть полезными, не эксплуатировать, и подавлять, но служить.
        Я сказал Масто: «Я не политик и никогда им не буду, но я уважаю Джавахарлала, не потому что он премьер-министр, а потому что он уже признаёт меня, хотя я всего лишь возможность. Возможно, это может произойти, а может и не произойти, кто знает о просветлении? Но это ударение на том, чтобы ты защищал меня от политиков, показывает, что он знает больше, чем на самом деле людям кажется»

        Однажды ночью мы лежали с Масто на берегу Ганга, обсуждая многие вещи. Мы наслаждались тем, что были вместе, или обсуждая что-то, или молча. Тот самый Ганг, где впервые были спеты Упанишады, где Будда произнёс свою первую проповедь, где танцевал Кришна, где медитировал и жил Махавира… Невозможно подумать о восточном мистицизме без Гималаев и Ганга. Их вклад огромен.
        Я помню красоту этой тишины… Мы сидели там часами. Однажды ночью мы заснули там, на песке, потому что Масто сказал: «Сегодня ночью так прекрасно, что было бы оскорбительно спать в постели. Звёзды так близко». Это его слово «оскорбительно», я просто цитирую.
        Я сказал: «Масто, ты знаешь, что я люблю звёзды, особенно, когда они отражаются в реке. Звёзды прекрасны – но их отражение, это чудо. То, что вода делает так легко, можно сравнить только с чудом. Я люблю звёзды, реку, отражение звёзд, и я люблю такое общество и теплоту. Поэтому не возникает даже вопроса, чтобы остаться…

        Этот ашрам в Пуне создан по нескольким причинам. Несколько целей вам известны, а некоторые известны пока только мне. Одна из целей, неизвестных организаторам ашрама – это то, что я ожидаю некоторые души.




        Оsho. «Glimpses of a golden childhood»
        Избранные рассказы из книги Бхагавана Шри Раджниша «Проблески золотого детства» и некоторых других работ.
        Составлено специально для портала oshoworld.ru На фотографии мост в Гадарваре с которого в юности нырял Раджниш.

        Редактор Свами Дхарма Махант.


 
  Osho meditations, sannyas sharing

На сайте сейчас посетителей: 2336. Из них гостей: 2336.

Создание и поддержка портала - мастерская Фэнтези Дизайн © 2006-2011

Rambler's Top100